Романцеву - 70 лет: в «Спартаке» дураки не играют

— Петруч-ч-чио! — весело воскликнул на итальянский манер Романцев (когда Олег Иванович в добром расположении духа, он именно так ко мне обращается). — Пока все ребята не пересядут на иномарки, я с «Жигулей» не слезу…

Я думаю, что нашим многолетним дружеским отношениям с Олегом Ивановичем придало домашний характер мое дачное соседство с базой в Тарасовке, где по выходным мы гоняли мяч на «коробке», а спартаковцы в свободное время нас у бортика подбадривали, а то и сами, как Михаил Булгаков или Александр Мостовой, азартно подключались к игре. Футболисты воспринимали нас как своих соседей, потому на стадионе «Красная Пресня», когда Романцев принял эту команду, они с Ярцевым сильно удивились моей просьбе об интервью, поинтересовавшись: «А ты-то что здесь делаешь?» — не очень-то представляя меня в роли репортера. Сколько после этого было разных интервью с Олегом Ивановичем — в самолетах и поездах, на базе и стадионах, в редакции, дома в Сокольниках и на Остоженке.

— Олег Иванович, когда-то незабвенный Георгий Ярцев рассказывал мне новогоднюю, почти рязановскую историю, приключившуюся с вами: правда, вы пошли не в баню, а в гости к Дасаеву…

— До Эльдара Александровича с «Иронией судьбы» нам далеко. Но забавная ситуация случилась, по-моему, после чемпионского сезона 79-го года, как раз 31 декабря, после чемпионского банкета. Мы в отпуске, Наталья на кухне режет салаты, а я слоняюсь без дела по квартире. Созвонились с Жорой, там тоже жарится, парится к новогоднему столу. Вспомнили, что нас Ринат Дасаев звал в гости, он в ту пору холостой был, собирался встречать Новый год в какой-то компании. Жили мы рядышком, в Сокольниках, но вопрос — как у жен отпроситься? Решили с Жорой по-футбольному, исполнили финт — показываешь влево, уходишь вправо. Вызвались пойти чистить ковры — раньше как делали: ковер кидали в снег, а потом палкой выбивали накопившуюся пыль. Наталья и Люба необычному энтузиазму подивились, но на улицу отпустили. Согласитесь, с коврами по гостям странно таскаться, потому положили эту обузу у входа в парк и припорошили снежком. У Рината засиделись, сезон вспоминали, грядущий обсуждали, старый год с шампанским провожали. Вышли, когда все нормальные люди уже за новогодними столами сидели. Стали прощаться и тут про ковры вспомнили! Помчались к парку, темень, еще и снегу навалило — жуть. Каким-то чудом откопали эти ковры, на скорую руку с остервенением выбили пыль и помчались по домам — прямо к бою курантов. Дома паника — ушел днем с ковром, вернулся к полуночи. Но объяснил Наташе, что заработались…

С утра Жора звонит: «Слушай, как твоя Наталья отреагировала? А то у меня еще ковер нечищеный есть, может, сходим?» Слышу в мембране голос его супруги Любы: «Все, мы с Натальей договорились: больше никаких ковров!»

— В вашей жизни случались эпизоды не столь безобидные, как комичная история с коврами.

— Неприятное происшествие едва не случилось в Набережных Челнах после игры с «КамАЗом», когда возвращались домой чартерным рейсом. Я не сторонник после матча брать на борт посторонних, начинают подсаживаться к игрокам, кто-то высказывает недовольство футболом или слишком разгоряченно празднует победу. Но там Саша Тарханов, мой друг и один из наших тренеров, подошел ко мне: «Давай захватим знакомого летчика, он наш земляк из Красноярска, возвращается из отпуска и просится с нами до Москвы». Я Тарханову отказать не мог, тем более летчик — земляк. Махнул рукой: «Пусть садится там в уголочке и не мешается». Самолет небольшой, начал разбег, вдруг этот мужик вскакивает и орет как оглашенный: «Стойте! Стоп!» — и начинает колотить рукой по борту. Как летчики услышали, ума не приложу, но затормозили. Оказалось, он услышал, как стучит правый двигатель. Нас высадили, и летчики из экипажа в аэропорту потом сказали: «Этот парень нам жизнь спас. Если бы взлетели, рухнули бы сто процентов». Как выяснилось, двигатель восстановлению не подлежал. И самолет чуть ли не на свалку отправили. Из Москвы прислали другой борт, и мы улетели. А я, к сожалению, даже лицо этого летчика не запомнил.

— Впору было пойти и свечку поставить в честь чудесного спасения, тем более по соседству со спартаковской базой стоит храм с пятисотлетней историей. Тарасовские старожилы рассказывали, что в довоенное время спартаковцы тайком наведывались в намоленное место. А во времена моей юности по Тарасовке гуляли слухи, что сам Константин Иванович Бесков иногда в этот храм заглядывал.

— Сильно сомневаюсь! Время-то какое было — вспомните! Ты только в сторону храма посмотришь и без партбилета останешься. Кто тебя потом на работу возьмет? Кстати, перед первым моим матчем в «Спартаке» в качестве тренера с «Жальгирисом» Николай Петрович Старостин сказал: «Олег, если проиграем, оба положим партбилеты на стол». Мы тогда выиграли.

Когда тренировал «Красную Пресню», меня вызвали к первому секретарю Краснопресненского райкома партии Федору Федоровичу Козыреву-Далю. После тренировки мчусь в райком, времени впритык — перепрыгиваю через ступеньки, влетаю к первому секретарю. И не заметил, что рубашка расстегнулась, нательный крестик, бабушкин, вывалился. Федор Федорович ко мне наклонился, тихонько говорит: «Аккуратней, мы с вами в райкоме партии!» — и заботливо крестик обратно заправил.

— Двойные фамилии встречаются редко, но переулок в Тарасовке к спартаковской базе носит имя революционного балтийского матроса, писателя-мариниста Алексея Новикова-Прибоя, проживавшего по соседству.

— Спасибо, что напомнили, давно я в Тарасовке не был.

— Сколько себя помню, на сохранившемся довоенном фасаде базы гордо красовался спартаковский ромб, по-моему, еще с довоенных времен. И лет 10 назад он с фасада исчез, кому мешал?

— Будем оптимистами, вообразим сюжет, как в фильме Эльдара Рязанова «Старики-разбойники», где герои Юрия Никулина и Евгения Евстигнеева среди бела дня крадут из музея картину — якобы на реставрацию. Может, символ «Спартака» отправили к реставраторам, да и забыли. Когда-нибудь спохватятся, и ромб вернется в Тарасовку на свое законное место.

— А вы свой первый приезд в Тарасовку помните?

— В аэропорту меня встретил спартаковский тренер Иван Алексеевич Варламов. Несколько дней жил у него дома, потом приехали на базу. В лицо я мало кого из футболистов знал, телевизор нас трансляциями не баловал, а по фамилиям всех — назубок. Казались мне небожителями, а оказались вполне земными людьми. Я как-то быстро понял, что ничего путного меня в этой компании не ждет. Обстановка была, как шутил Аркадий Райкин, мерзопакостная. Я сыграл несколько матчей и тайком сбежал обратно в Красноярск. Вот точно: первый спартаковский блин оказался комом. А когда Константин Иванович Бесков пригласил в «Спартак», в следующий приезд в Москву все было иначе — в удовольствие.

— Я был свидетелем в спартаковском ресторане на Курской, когда в дружеском застолье много лет спустя Константин Иванович Бесков после очередного вашего тренерского титула сказал фразу, стоившую как минимум не меньше комплекта золотых медалей: «Олег, я тобой горжусь!»

А в те далекие уже времена, когда «Спартак» вылетел из высшей лиги, Николай Петрович Старостин произнес эпохальную фразу: «Все потеряно, кроме чести!»

— Скажу без ложной скромности, я был среди тех ребят, кто под руководством Бескова и Старостина вернул «Спартак» на те позиции, которые принадлежали знаменитому клубу исторически. Отмечали мы возвращение в высшую лигу прямо в Тарасовке, в грузинском ресторане «Кооператор» рядом со станцией.

— Там любили бывать Никита Симонян и Всеволод Бобров, Александр Якушев и Валерий Харламов, Иосиф Кобзон и Лев Лещенко…

— Директор Амиран Ильич относился к нам с необыкновенной симпатией, а кухней командовал необыкновенно радушный шеф-повар Георгий, который готовил потрясающие грузинские блюда — ресторану «Арагви» там делать было нечего. Мы с ребятами там дружной компанией после сезона и собрались, посидели с шампанским, получше узнали друг друга, а потом пришли и титулы.

— У вас есть еще и неофициальный: если не ошибаюсь, Романцев единственный человек в мире, который играл против Марадоны — и как футболист, и как тренер.

— Я статистику не смотрел, но, похоже, случай действительно редкий.

Впервые встретились на поле с Марадоной в начале 1980-х во время турнира сборной СССР. В команде Аргентины Диего выделялся, считался самым перспективным, но звездой в ту пору еще не был. Против него на фланге играл Сулаквелидзе, оттуда мяч в наши ворота и прилетел, а Хорен Оганесян сравнял счет. Мы с Марадоной в постоянное единоборство не вступали, действовали на разных флангах, но в штрафной, наверное, потолкались. Представить, что Марадона станет лучшим футболистом мира, в те годы я не мог, как не мог вообразить соперничество с ним уже на тренерской скамейке, когда «Спартак» встречался с «Наполи» в Кубке чемпионов.

— После нулевой ничьей в Италии перед ответным московским матчем Марадона загулял так, что его не могли отыскать ни жена Клаудиа, ни руководство клуба. В аэропорту Неаполя генеральный менеджер Моджи объявил, что терпение руководства клуба лопнуло и никаких поблажек Марадоне не будет: «Тот, кто не едет с командой, на поле не выйдет!»

Марадона объявился на борту частного самолета, державшего курс на Москву, что обошлось аргентинцам в 30 миллионов лир. Тренер Альбертино Бигон понимал, сколь высоки ставки в игре, и все-таки включил Марадону в заявку. А у вас, Олег Иванович, какая была обстановка в штабе: гадали — прилетит Марадона или нет?

— Мы не отвлекались на такие мысли и готовились спокойно. Но с Василием Кульковым, нашим защитником, который персонально играл против Марадоны в Неаполе и счет 0:0 говорил сам за себя, разработали два варианта: с Марадоной на поле и без него. Вот теперь вообразите, насколько Диего был величайшим футболистом, что, даже не играя, оказывал на соперников давление. Он забил Черчесову послематчевый пенальти, но «Наполи» это не помогло. «Спартак» вышел дальше.

— Марадона говорил, что променял бы свои сто мячей на один гол Льву Яшину.

— В поездке по Южной Америке, о которой я упомянул, — мы играли с Аргентиной и Бразилией — Лев Иванович был в сборной СССР руководителем делегации. Как заядлый курильщик взял с собой в дорогу целый дипломат сигарет «Ява». У нас несколько ребят в команде курили, прихватили в турне по одной-две пачки, которые быстро закончились. Пришли ко мне, знали, что у нас со Львом Ивановичем особые отношения, частенько садились, разговаривали о жизни. Просят: «Олег, сходи к Яшину, попроси сигарет». Лев Иванович, конечно, знал, кто покуривает, достал пачку: «На всю команду и до конца поездки». Не отказал и никого не осудил. А сам бросил, по-моему, после операции…

У меня бросить курить получилось, наоборот, до операции. Поехали с Валерой Газзаевым в Тамбов к Жоре Ярцеву — он руководил местным клубом. Ну, по привычке в тамбур — перекурить, а Валера говорит: «Я месяца три назад бросил — вышвырнул пачку, и всё!» Меня зацепило: Валера дымил не меньше меня! И что, я слабак? Тоже «завязал» как отрезал. Но, может, из-за этого и инфаркт случился? Врачи сказали, когда резко бросаешь курить, случается и такой неприятный эффект.

— Узнал про ваш инфаркт, и у самого сердце замерло, думал, что Романцев двужильный. Но когда дозвонился вам в реанимацию и услышал бодрый голос — отлегло.

— Я даже помню, что тогда вам сказал: «Стрессы на тренерской скамейке бесследно не проходят». Но с сигаретой теперь вы меня не увидите…

— У нас цепная реакция: вы бросили курить благодаря Газзаеву, а я вышвырнул пачку, узнав, что Романцев теперь не курит. Но если без сигарет я вас себе представляю, то пенсионером — никак. Понимаю, что жизнь человека, которого по праву можно назвать эпохой советского и российского футбола, остается и сегодня более чем насыщенной. И в моих глазах фигура Романцева — одна из наиболее интересных в отечественном и мировом футболе на протяжении десятилетий.

— Насчет эпохи не мне судить. Той колоссальной загруженности, когда ты ежедневно работаешь с командой, да еще и совмещаешь «Спартак» с национальной сборной, понятно, нет. Но на футболе появляться надо, смотреть трансляции, ездить с ветеранами, общаться со своими коллегами и журналистами. Недавно выступал на страницах любимого «МК» в интересной рубрике «Тренерская кухня». В декабре принял приглашение команды «Пари» из Нижнего Новгорода стать советником клуба, там губернатор области Глеб Никитин, спортивный человек, болеющий за футбол, а командой руководят два моих соратника: Сергей Юран и Дмитрий Ананко.

— В любые времена при всей занятости вы находили время на книги. Я имел счастье бывать в вашей с Натальей Ивановной гостеприимной квартире на Остоженке и восхищался роскошной библиотекой — все стены в стеллажах с книгами.

— И полки не для антуража, вы знаете, мои любимые авторы — Чехов, Гоголь, Достоевский… Собрания сочинений в десятки томов. Я читал всё, иногда перечитываю.

— Кто привил любовь к чтению?

— Жизнь! В 1-м классе я три или четыре школы поменял — малышом переезжал с Кольского полуострова в Киргизию, на Алтай — отца переводили по работе с места на место. С уличными законами знаком не понаслышке — выйдешь в незнакомый двор, пока с ребятами не сойдешься, получишь по сопатке. Оставалось — книги. Помню, в Тарасовке тренировка минут через десять, а у меня Чейз недочитанный, кровавая развязка на последних страницах. В окно вижу, футболисты на поле потянулись, я лихорадочно страницы листаю, надо же знать, кто злодей…

— Каким вам видится будущее «Спартака»?

— В «Спартак» надо верить. Николай Петрович Старостин объяснял, почему «Спартак» называют народной командой, по-простому: «Динамо» — милиция, ЦСКА — армия, «Торпедо» — завод, «Локомотив» — железная дорога, — говорил он. — А все остальные болеют за нас. И еще добавлял: «В «Спартаке» дураки не играют».

Дыня на сталинской даче

В те времена, когда Олег Иванович взвалил на себя непосильную для любого другого ношу — «Спартак» и сборную, он с недомоганием попал в Волынскую больницу. Я по-товарищески отправился его проведать, заскочив на Дорогомиловский рынок за витаминами. Выбрал на прилавке самую крупную, источающую восточный аромат дыню, не подозревая, что совершаю фатальную футбольную ошибку. По дороге в клинику, располагавшуюся на месте ближней дачи Сталина, вспомнил, что незадолго встречались с Олегом Ивановичем опять же на сталинской даче, только в Сочи, в санатории «Зеленая роща», куда Романцев привозил команду на предсезонные сборы. Я в то время оказался в приморском городе в командировке, и Романцев с Ярцевым пригласили на чай, скоротать вечер. Там я и услышал от Олега Ивановича фразу примерно такого содержания: «Самый страшный день для меня — выходной, когда встаешь с утра и ничего не надо делать». Припомнив романцевский афоризм, я еще больше посочувствовал Олегу Ивановичу, которому на больничной койке, понятно, было не до установок на игру.

Но встретил он в палате улыбчиво, правда, с некоторым недоумением оглядев роскошную дыню. Слегка погрустнел и заметил жене: «Наташа, смотри, Петя мне — спартаковцу — принес дыню «Торпедо». Оказалось, этот сорт носил название команды — извечного соперника «Спартака». «Не надо было прогуливать уроки ботаники, когда Мичурина проходили», — самокритично подумал я, а Наталья Ивановна посоветовала: «Петя, в следующий раз бери арбуз».

 * * *

Когда романцевский «Спартак» был на ходу, то под впечатлением от матча слова и метафоры в репортажах обгоняли друг друга, но случалось, вымучивая абзацы и приводя машинисток в тихую ярость, я и сам не имел ни малейшего представления, чем объяснить, скажем, поражение красно-белых от заштатной провинциальной команды из Кошице.

Мы с Павлом Гусевым после игры зашли в удрученную раздевалку, на Романцеве не было лица, об игроках уже не говорю. С трибуны доносился гул возмущенных болельщиков. Ситуацию спас Павел Николаевич — присели к нему в машину и анестезически приняли лекарство на все случаи жизни. Горечь поражения окончательно удалось смягчить с рассветом на открытой палубе плавучего ресторана. Потом Олег Иванович с подкупающей откровенностью благодарно скажет: «Ребята, если бы не вы, я эту ночь мог не пережить…»

Когда наливает президент

Благодаря Романцеву когда-то удалось переброситься словами с Ельциным. Дело было на Восточной улице, на стадионе «Торпедо», где «Спартак» по расхлябанной весне играл с роттердамским «Фейеноордом», одержав победу. Я был в раздевалке с футболистами и тренерами, когда без всяких предупреждений открылась дверь и появился Ельцин. В свите тогдашнего президента были, кажется, министр внутренних дел Ерин, неизменная тень — Коржаков, министр спорта Шамиль Тарпищев и оставшийся деликатно на пороге сосед Ельцина по дому на Осенней улице писатель-сатирик Михаил Задорнов. Борис Николаевич, заметив это, Задорнова окликнул: «Михаил, не стесняйся, проходи», так, словно он, а не Романцев, был полновластным хозяином футбольной раздевалки. Олег Иванович между тем был несколько в тени, а в центре стоял доктор Юрий Васильков. Его там и стал горячо поздравлять президент. Все поняли, что Борис Николаевич совсем не футбольный человек. Возникла неловкая пауза, которую заполнил глава МВД Ерин. Наклонившись к Ельцину, он прошептал несколько слов. Нисколько ни смутившись, президент направился к Романцеву и стал поздравлять его с еще большим энтузиазмом.

Пока Борис Николаевич шел, как главнокомандующий, вдоль строя футболистов, пожимая руки, я улучил момент и поинтересовался у президента: понравилась ли игра? Ельцин отозвался восторженно и о команде, и о тренере. А дальше возникла комичная ситуация. Из душа абсолютно голым появился замененный за 15 минут до конца игры Федор Черенков, столкнувшийся с Ельциным нос к носу.

Все это время основатель «Спартака» Николай Петрович Старостин томился за дверью. Он привык лицезреть футбол из ложи прессы, с верхотуры, и пока спустился в подтрибунные помещения, президентская охрана перекрыла входы-выходы.

Олег Николаевич рассказывал о встрече с Ельциным на Кубке Содружества во время матча «Спартак»—ЦСКА. К нему подошел Шамиль Тарпищев: «Олег, оставь ребят, сами доиграют, Ельцин едет, пойдем встретим». Посмотрели с президентом немного футбол, поговорили, пошли к накрытому столу. Ельцин посадил Романцева рядом, взял бутылку, налил. Олег Иванович не удержался и сказал: «Вот я дожил — президент мне наливает!» «Мне сейчас нельзя, — с грустью вздохнул Ельцин. — Хоть посмотрю, как ты пить будешь».

Тайны мадридского двора

Как-то удивил рекламный ролик: главный герой пафосно произносит идиотскую фразу: «Это столь же нереально, как если бы московский «Спартак» обыграл мадридский «Реал». И я мысленно вновь оказался в 91-м году в чартерном спартаковском рейсе на пути в испанскую столицу.

Репортерскому тщеславию иной раз сложно противостоять, по себе знаю. Познакомившись с экипажем, мне вдруг взбрела в голову шальная мысль — посидеть за штурвалом. Кем, черт возьми, я себя в тот момент возомнил — Чкаловым, что ли? К моему удивлению, пилоты легко согласились с этой дурацкой затеей (такое было возможно только в 90-х и никогда больше), но с условием, что приведу к ним в кабину Федора Черенкова. Ребячество мое разыгралось не на шутку, тем более у Федора был безотказный характер. Через минуту он раздавал автографы в кабине самолета, а я вцепился в штурвал второго пилота.

— Смотри, даже пальцы побелели, — посмеялся командир. — Не дрейфь, потяни штурвал немного на себя… Теперь качни руль слегка…

Конечно, командир страховал мои манипуляции, но в прямом смысле я чувствовал себя на седьмом небе. Когда вышел в салон и пробирался между рядами, Олег Иванович спросил: «Что там с экипажем? Мотает из стороны в сторону». У меня из чувства самосохранения хватило ума пробормотать что-то про воздушную яму, а то бы я «Спартак» после этого видел только по телевизору. На мое счастье, проницательный Олег Иванович был увлечен беседой с доктором Юрием Васильковым.

Когда погасли стадионные огни над «Сантьяго Бернабеу», тайны мадридского двора больше не существовало. Команда Романцева обыграла королевский клуб — 3:1. Но снится мне иногда не победный гол Валеры Шмарова, а Олег Иванович, заходящий в кабину пилотов, когда я за штурвалом. Что происходит дальше — не знаю, поскольку на этом месте всегда просыпаюсь в холодном поту.

Кстати, Романцев со «Спартаком» еще раз обыграл «Реал» в 98-м.

Париж слезам не верит

Среди тренерских побед Олега Романцева самая яркая и драматичная — над чемпионами мира, командой Франции, на «Стад де Франс». Нам с Павлом Гусевым посчастливилось быть на той игре, и мы до сих пор помним, как ночной Париж после матча превратился в мертвый город: шумные Елисейские Поля были непривычно безлюдны, витражи пестрых бистро наглухо задраены, а у галереи «Лафайет» только ветер гонял по мостовым обрывки футбольных афиш.

Франция плакала, оцепенев после финального свистка, словно ожидая, что кошмар в виде нокаутирующих цифр 2:3 рассеется и растает на табло, а Дешам с Пети вернутся из раздевалки и снова ринутся к воротам Филимонова. Однако чудес не бывает. Хотя почему? Разве то, что совершили футболисты Олега Романцева летом 1999 года против чемпионов мира в Сен-Дени, — не чудо?

А за несколько часов до феерической победы сборной России мы с Павлом Гусевым решили навестить Олега Ивановича перед игрой в парижском пригороде Ангиен-ле-Бен, где базировалась наша сборная. В холле встретили нашего друга — талисмана команды, актера Александра Фатюшина, запомнившегося зрителям ролью хоккеиста в фильме «Москва слезам не верит». Поднялись к Романцеву, который сосредоточенно сидел в полутьме, о чем-то размышляя. Потом он объяснит: «Я вообще-то не люблю яркий свет, полутьма мне комфортнее». (Может, на Олега Ивановича столь сильное впечатление произвел рассказ его учителя, патриарха футбола Николая Петровича Старостина, арестованного по приказу Лаврентия Берии, — в тюрьме пытали ярким слепящим светом.)

Фразы Романцева нередко расходятся на цитаты. После игры с Францией Олег Иванович скажет: «Мы заставили своих болельщиков не спать от счастья!» Но при всем прочем при счете 2:2 надо было еще и угадать с заменой — когда у бровки появился Илья Цымбаларь, сидевший рядом гендиректор «Спартака» Юрий Заварзин молитвенно выдохнул: «Ну, Циля, выручай!» — словно в болельщицком реве тот мог его услышать. А может, Цымбаларь и услышал? Развалил хваленую французскую защиту и элегантно бросил мяч Карпину, который забивал практически в пустые ворота.

Говорят, в местечке Ле-Бен близ Парижа портье в «Гранд-Отеле» еще долгие годы, вручая постояльцам ключ от номере 354, непременно говорил: «В этих апартаментах в июне 1999 года жил русский тренер Романцев, который выиграл у чемпионов мира».

Но все равно, признавался Романцев, навещая могилу Старостина, просит у него прощения: «Когда прихожу к Николаю Петровичу на Ваганьково и мысленно говорю с ним, в основном благодарю и извиняюсь. За то, что все-таки можно было сделать еще лучше… Можно, можно. Я себя не то что не идеализирую, а прекрасно понимаю: ошибок-то тоже много было допущено. Каких именно — это уже мои проблемы, что я считаю ошибкой, а что нет…»

* * *

Когда пришла горькая весть, что не стало Георгия Ярцева, подумалось: «Не может быть» — буквально незадолго до этого на матче прославленных ветеранов «Спартака» и «Зенита» Ярцев вместе с Романцевым, как и в былые легендарные времена, руководил игрой со спартаковской лавки. Рука сама потянулась к телефону, набрал номер Романцева. Олег Иванович сразу взял трубку. По голосу я понял, что он в курсе трагедии: «Сижу и не могу поверить, у меня просто не укладывается в голове, — надорванным голосом говорил он. — Это катастрофа! Мы собрались завтра отправиться в Ярославль и Кострому. И вчера вечером по телефону шутейно обсуждали, что наденем в поездку. Сейчас как обухом по голове — Жоры больше нет…»

На панихиде Романцев скажет: Мы были вместе с Георгием Александровичем 45 лет. Теперь мне надо учиться жить заново…»

* * *

Дружба Романцева с Павлом Гусевым и со мной распространилась на весь «МК». Даже на праздники газеты в «Лужниках», собиравшие до миллиона людей, что сегодня кажется немыслимым, несмотря на плотный футбольный календарь, Олег Иванович привозил спартаковцев, чтобы усилить нашу команду в матче против команды мэрии во главе с Лужковым. Помню установку на игру у лужниковской раздевалки. Олег Иванович энергично объяснил Титову, Тихонову, Мостовому, Аленичеву и Онопко, на каких позициях им действовать. Мы в футбольной форме с Гусевым и друзьями газеты Караченцовым, Газмановым, Юрием и Дмитрием Маликовыми, Фатюшиным, Кельми и Пресняковым-старшим поинтересовались: «А нам-то где играть?» — «А вы…» — задумался Романцев. Мы затаили дыхание. «А вы, — снова повторил Олег Иванович, взяв мхатовскую паузу… и махнул рукой: — А вы играйте где хотите!» Сам занял привычное место на тренерской скамье и вел игру с той же требовательностью, словно на кону стоял Кубок страны.

* * *

В минувшем году исполнилось четверть века великому противостоянию «Спартака» и миланского «Интера», где блистал Рональдо, по прозвищу Зубастик (не путать с нынешним соперником Месси по мировой футбольной славе). Подписавший с юным Зубастиком контракт гендиректор голландского ПСВ Арнесен в свое время говорил: «Даже моя слепая бабушка могла бы увидеть, что он будет великим футболистом».

В Италии мы потерпели обидное поражение на последней минуте, и судьбу путевки в финал Кубка УЕФА решал ответный матч в Москве, где несколько дней шел жуткий снегопад — в день прилета «Интера» в «Шереметьево» не сажали самолеты, исключение сделали только для итальянского клуба. На «Динамо» 500 военнослужащих круглосуточно убирали снег с газона. Ажиотаж вокруг матча царил сумасшедший.

Я позвонил Романцеву за несколько дней до игры и пригласил на «Прямую линию» с читателями. Честно говоря, это было не по правилам — нельзя было отвлекать старшего тренера перед таким поединком. Но Олег Иванович откликнулся и приехал в «МК». Телефон разрывался, но «Прямая линия» наша с треском провалилась: каждый дозвонившийся счастливчик задавал один и тот же вопрос: кто будет держать Рональдо? В конце концов на 20-м или 30-м звонке настал предел даже ангельскому терпению Олега Ивановича, который, сказав в трубку: «Я сам буду держать Рональдо!» — закончил эту телефонную пресс-конференцию с болельщиками.

Рональдо в одиночку и выиграл московский матч, забив два мяча. И когда Романцева спросили, чего не хватило «Спартаку» для выхода в финал, Олег Иванович честно ответил: «Ничего, а кого! Рональдо».

* * *

В 2002 году, за несколько месяцев до чемпионата мира по футболу, я катался на горных лыжах в Австрии, где 40-летний Станислав Черчесов играл за «Тироль». Тогда в Инсбруке, впечатленный до болельщицкого восторга матчем, где тащил он все мячи, я попросил видеозапись. В Москве передал кассету старшему тренеру сборной Михаилу Гершковичу, он показал главному Олегу Романцеву. Черчесова вызвали на сборы, и вратарь-ветеран отправился на чемпионат мира.

Я радовался, что столь удачно совладал с непривычной ролью почтальона, хотя понимал: тренерский штаб с укомплектованием команды справился бы и без меня. Я почти забыл эту историю, но Олег Иванович мне ее напомнил, начав на своей книге дарственную надпись со слов: «Моему помощнику и соратнику…»

* * *

Олег Иванович когда-то произнес пронзительные слова: «Покидая Тарасовку в 2003 году, я понимал, что это навсегда».

Минуло 20 лет, а я, как и в те годы, с ранней весны и до глубокой осени по выходным кручу педали близ спартаковской базы. Случается, правда, редко — мимо проносятся красные «Жигули». И я по давней привычке оглядываюсь — кто там за рулем?