«Нет никакой разницы, какое место ты занял»: Авербух — о судействе в шоу, реакции зрителей и самоиронии Кондратюка

Если в регламенте шоу не заложена необходимость исполнять сложнейшие прыжки или какой-то другой контент, оценивать фигуристов профессиональным судьям нет никакого смысла. Таким мнением поделился в интервью с RT Илья Авербух. По его словам, когда на первое место выходит драматургия, интереснее мнение таких людей, как Борис Эйфман, Светлана Захарова и Алла Сигалова. Продюсер также похвалил Марка Кондратюка за хореографический артистизм, объяснил, почему избежал кардинальных стилевых изменений в работе с завершившими карьеру коллегами, и признал, что ставить программы для «Ледникового периода» проще, чем для «Русского вызова».

— Вы поставили семь программ для турнира «Русский вызов». Можете сформулировать, какой именно должна быть постановка, чтобы она гарантированно «зашла» судьям?

— По нынешним временам в программе мало обозначить только начало танца и его финал. И оценки судей, и голосование зала показали, что люди хотят видеть историю, которая разворачивается на их глазах. Большая ошибка считать, что внешние факторы — такие как яркий костюм, будоражащая музыка и запоминающийся реквизит, способны компенсировать недостаток драматургии.

Более того, градус танца должен всё время повышаться темпоритмом, хореографией. Если мы разберём каждый из номеров, которые оказались выше по итогам турнира, увидим, что в каждом из них была своя внутренняя драматургия. Думаю, секрет именно в этом.

— Наиболее яркий во всех отношениях номер получился у Марка Кондратюка. При этом его тренер Света Соколовская призналась, что идея пришла вам в голову в последний момент. Это правда?

— Отчасти да, но, конечно же, не за ночь до выступления. Не было такого, что мы вышли на лёд и за два часа всё поставили. Мы занимались проработкой музыки с января, перепробовали множество идей, прежде чем нашли эту историю. Танец вымерен по секундам, именно поэтому он работает.

В каждом хореографическом жесте, который делает Кондратюк, множество нюансов, которые он отыгрывал как большой артист. Это сложнейшая сценическая работа. Мы долго искали, как войти в этот гэг (комедийный приём. — RT). И рождались гэги уже в процессе. Только с одной Соней Самодуровой занимались четыре часа, хотя ей вменялось просто выходить на лёд «в характере».

— Почему тогда те же Виктория Синицина с Никитой Кацалаповым, Татьяна Волосожар с Максимом Траньковым, да и Анна Щербакова использовали тот стиль, в котором наиболее комфортно себя чувствуют?

— Соглашусь с вами в том, что каких-то кардинальных стилевых изменений ребята действительно не сделали, но у тех же Синициной и Кацалапова внутри танца было очень много интересной хореографии, в том числе современной, которую Вика с Никитой освоили. Максим Траньков только вернулся на лёд, долгое время не тренировался, Танечка только что родила третьего ребёнка, и, конечно же, было наивно полагать, что они сразу начнут удивлять выбросами и какими-то новыми трюками. У Ани была тяжёлая травма, после которой она продолжает восстанавливаться. Поэтому считать, что все пошли наиболее простым путём, я бы не стал.

Ну да, наверное, я бы мог предложить Щербаковой какой-то совершенно новый для неё стиль, но, пока она не набрала форму, есть риск, что выглядеть на льду человек будет просто нелепо. Лучше пусть мне поставят в вину, что я не дожал, не убедил, не заставил танцевать рок-н-ролл.

Вообще я смотрю на то, что происходит, гораздо шире отдельно взятой истории. И хочу задать вопрос журналистам, которые набрасываются на турнир с критикой, рубя сук, на котором все мы сидим. «Русский вызов» при всех его недоработках — уникальный турнир, нигде в мире аналогов просто не существует. Кому-то станет легче, если этого турнира вообще не будет?

— Никто ведь не призывает отказаться от самой идеи. Ваши объяснения насчёт тех, кто вернулся после длительного перерыва, вполне понятны, но можно ведь спросить: зачем вообще нужно приглашать на турнир людей, которые завершили карьеру и не готовы показать ничего нового?

— А разве раньше мы видели такую Лизу Туктамышеву? Наполненную хореографией, наполненную историей? Сколько смен настроений в одной программе, сколько характера, сколько работы коньком.

Разве можно назвать рядовой программой «Разговор» Димы Алиева? Это не номер-грусть, пусть даже некоторые люди в зале плакали, а номер, который я назвал бы мостиком поколений. Если Лев, который играл в этой постановке юного Диму, когда-нибудь выиграет Олимпиаду, мы, возможно, ещё не раз вспомним именно этот «Русский вызов», где Алиев и Лазарев вместе были на одном льду, в одной программе.

Мы ищем, мы эволюционируем, мы развиваем фигурное катание, в какой-то степени формируем вкус публики, которая приходит на нас смотреть. Зачем же всё это принижать?

— Вам не хотелось бы, чтобы приглашённые судьи были более профессиональны в понимании фигурного катания?

— Задам встречный вопрос: хоть когда-нибудь в истории фигурного катания было судейство, которое угодило бы всем сразу? Думаю, мы такого вообще не вспомним. По большому счёту на таких турнирах нет вообще никакой разницы, какое место ты занял. Того же Кондратюка никто не станет вспоминать как победителя «Русского вызова», как, собственно, не вспоминают Лёшу Ягудина. В фигурном катании он прежде всего олимпийский чемпион, а Марк — чемпион Европы.

Если в регламенте изначально не заложена необходимость исполнять сложнейшие прыжки или какой-то другой контент, что здесь оценивать профессионалам? А вот в творчестве очень многим ещё расти и расти. Понимать, что такое драматургия номера. Поэтому я и хочу слышать Бориса Эйфмана, Светлану Захарову, Аллу Сигалову, которая была в составе жюри год назад. То есть людей, которые в плане драматургии очень много всего видели.

— А как относиться к ситуации, когда зрители голосуют за Гуменника, а судьи словно вообще не понимают, что и зачем Пётр делал на льду?

— Уточню: в зрительском голосовании Гуменник занял третье место, притом что он любимец Санкт-Петербурга. Выиграл зрительское голосование Дима Алиев, так что давайте не будем передёргивать. Сама идея Гуменника мне очень понравилась, как и то, как он пытался её воплотить. Соглашусь, что судьи поставили не слишком высокую оценку. Возможно, как раз поэтому зрители так мощно поддержали Петра своими голосами.

— Для кого проще ставить программы в плане поиска и реализации идей — для «Ледникового периода» или для «Русского вызова»?

— Работать на «Леднике» чуть проще, потому что почти всегда у тебя есть следующий эфир, соответственно, не стоит задача во чтобы то ни стало попасть постановкой точно в «десятку». Здесь же, когда внутренне я уже понимаю, какая программа прозвучит лучше других, начинаю терзаться мыслями, что где-то недоработал, не продумал идею до конца. Плюс жребий. С одной стороны, попадая в сильнейшую группу, имеешь больше шансов выиграть. С другой — есть некая реальная ситуация.

Ну не мог Алиев после столь тяжёлого и неудачного для себя сезона наряжаться и скакать. А Марк, напротив, был заряжен на любые эксперименты. Поэтому мне очень захотелось как бы увести его от образа демона, пусть даже талантливейшего и эмоционального, и показать человеком с огромной самоиронией.

— Кондратюк в этом плане — предельно благодатный «материал». И вам действительно удалось создать выдающуюся постановку, в которой видна проработка каждой детали.

— Вы, собственно, сами ответили на вопрос, что нужно, чтобы постановка «выстрелила». Мне кажется, что эта программа Марка вообще способна встать в один ряд с такой классикой показательных номеров, как «Спящий ковбой» Игоря Бобрина. Я имею в виду даже не хореографию, а отклик, который этот номер неизменно вызывал у зрителей. Если Марку на каком-нибудь шоу крикнут с трибуны: «Дирижёра давай!» — я, как постановщик, буду счастлив.