Названы слова, которые решили запретить в российских школах

Сообщают, что в проект запрещенной лексики еще затесалось русскоязычное «семейное насилие». Ну, воля ваша, проблема-то наднациональная. Или уже сами составители документа, у которого «ноги растут» из Российской академии образования, боятся сказать «абьюз»? А есть еще, о ужас, сталкинг, газлайтинг. Большое поле торжества самоцензуры.

В общем, не насилие вскоре будет, а «систематическое унижение чести и достоинства, издевательства и преследование». А точнее, не будет ничего вовсе, как того самого угара от печки из рассказа Зощенко. Проверяющий скорее сам отравится, чем признает факт духоты. И учителю не даст сказать перед учениками. На РОВ, обществознании или грядущем семьеведенье, к примеру.

«Что нужно Лондону, то рано для Москвы» — это уже давно Пушкин заметил. Тем, кто застал времена оны в СССР, не в новинку, чтобы учили правильно говорить, верно и одинаково думать, остальным сложнее. И попытки языковой реформы в пользу всего славянофильского случались и раньше. Как и понимание, что в мокроступах да по топталищу далеко не убежишь. Одно позорище получается, а не хорошилище, если автоклав менять на самозапиральник.

Но при ознакомлении с полным содержимым реляции кажется, что ее руководящий принцип — не борьба за чистоту и «самость» языка. А извечное чиновничье-шинельное «как бы чего не вышло».

Дескать, мы отстаиваем традиционные ценности, давайте-ка слово «гендер» запретим, на всякий случай. И плевать, что genus по-латыни просто род, а «гендерные роли» — общепринятый термин. И если его запретить, как раз начнется чехарда. Какие роли в семье, в социуме тогда будут — половые? Мужско-женские, женско-мужские? Гиль и путаница получается, а как начнут такие роли выяснять, тут как раз до насилия недалеко.

Толерантность тоже непонятно чем не угодила. В современном употреблении слово шире, чем просто «терпимость». Тут и открытость к диалогу, способность принятия, отсутствие ксенофобных предубеждений. Будущие педагоги на психологии учат про толерантность, что она «качество личности», которое «определяется ценностным отношением к окружающим». Все, не нужны уже гуманитарные ценности, вымарываем? В биологии или механике про толерантность упоминать еще можно?..

Буллинг — еще пример понятия, который неполно заменяется в русском. И с понятием «травля» баш на баш не выходит. Травля, если отбросить охотничьи ассоциации, — это настраивание общественного мнения против кого-то, «уничтожение нападками, придирками, преследованиями». Толковый словарь Ефремова вещь точная, в отличие от чиновничьих писаний.

Понятие буллинга включает не только травлю, но и физическое насилие, издевательства в Сети. Иногда шантаж, часто — мелкое воровство и дедовщину. Буллинг огромная проблема, социальная пандемия. Зло гораздо крупнее и преступнее, чем название в принадлежности к английскому вокабулярию. Когда проводят соцопросы или обсуждают законопроекты против буллинга в Госдуме, говорят именно так.

Кстати, свежий опрос на днях проведен ВЦИОМ. И результаты таковы, что 56% молодых людей в возрасте от 18 до 24 лет в России были жертвами буллинга хотя бы однажды. Большого федерального проекта еще нет, но в регионах, на местах уже работают центры «Против буллинга». В Сети создан портал «Вместе против буллинга», и эта работа спасет жизни. «Напрасные слова» притом никого не смущают.

Если уж в ведомствах внезапно озаботились филологией, то литература в помощь. Ведь поэзия — лучшие слова в лучшем порядке. И где еще искать замену «неправильным» заморским выражениям, как не в стихах русских авторов.

Тот же семейный адок, многословно замененный в проекте документа чинушами, описывает Александр Кушнер.

«Отдельно взятая, страна едва жива

Жене и матери в одной квартире плохо,

Блок умер. Выжили дремучие слова:

Свекровь, свояченица, кровь, сноха, эпоха».

«Человек — это звучит гордо!», Горький, «На дне». Заезженная всеми штампами цитата для захватанного понятия «толерантность». И, наконец, по всей ситуации метко высказался Тютчев: «Давно известная всем дура — неугомонная цензура».

«Наше все» тоже отметился, конечно. Был независим, потому писал о цензорах. Особенно не нравились те, которые не вымарывали, а пытались переписывать. Поэтому вот такой совет от гения: «И службою своей ты нужен для царя — хоть умного себе возьми секретаря»!