Госпитальная педагогика, защита детства: нашему Отечеству принадлежит первенство во многих социальных областях

Между тем отечество наше действительно держит пальму первенства в целом ряде научно-практических достижений, чем по праву могут гордиться ее граждане.

Госпитальная педагогика в России имеет давние дореволюционные традиции. Причем наша страна является пионером этого научно-практического направления. В то время когда в «цивилизованной» Англии к психически больным людям относились как к животным (их цепями привязывали к столбу, а зрители бросали им куски еды), в клинике под Санкт-Петербургом психиатр П.П.Кащенко уже в 1909 году в полном объеме реализовал госпитальную педагогику. 23 июня 1909 года в Сиворицкую больницу, которая была создана Петербургской губернской земской управой, поступила первая партия пациентов. П.П.Кащенко стал главным врачом больницы и проработал в ней до 1918 года.

И.Ю.Мошинским был создан больничный комплекс, который включал 30 зданий и сооружений (из них 4 лечебных корпуса) на территории 925 гектаров. Здания были обеспечены водяным и паровым отоплением, электрическим освещением, вентиляцией, водоснабжением (артезианскими скважинами), канализацией и телефонной связью. В хозяйство больницы входили огороды, теплицы, оранжереи, фруктовый сад, скотный двор, конюшня и мастерские.

Мало того, П.П.Кащенко организовал школу для психически больных людей. Особое внимание он уделял подготовке среднего медицинского персонала. В частности, медицинские сестры должны были посещать музеи, выставки и театры Санкт-Петербурга, что расширяло и углубляло их гуманитарный бэкграунд. Кроме этого, медицинские сестры должны были освоить шведский, финский, латышский и эстонский языки (разумеется, на бытовом уровне), что позволяло им взаимодействовать с многонациональным составом больных северо-западного округа Российской империи.

Результаты этой не только лечебной, но и педагогической деятельности можно оценить по отдаленным результатам. В 1942 году фашисты вошли на территорию психиатрической больницы. В тот период главным врачом была еврейка Дуброва Мера Израилевна. Психически больные люди полтора месяца прятали ее в подвалах больницы, что угрожало им уничтожением, поскольку все были предупреждены о неминуемой казни за укрывательство евреев. Она добровольно вышла на поверхность, после того как было объявлено, что все пациенты будут казнены. Еще десять лет назад были живы свидетели ее жертвенного подвига. Сотрудница больницы, в то время молоденькая медсестра, вспоминала, что только тогда она поняла, что такое война. До этого она отстраненно относилась к происходящему: «Какие-то мотоциклеты, какие-то немцы, но когда на поверхность вышла высокая женщина, которую я помнила на высоких каблуках, в белоснежной блузке и в пенсне… но теперь она шла, накрытая какой-то холщовой попоной, вся в паутине»... В итоге фашисты уничтожили всех пациентов, поскольку на месте психиатрической лечебницы планировали создать госпиталь для офицеров СС. Смертельную дозу яда пациентам вводили формально «здоровые» люди, но реально моральные уроды, в частности, завхоз лечебницы. А психически больные люди проявили свою нравственную высоту.

Обращает на себя внимание тот факт, что госпитальная педагогика в полной мере использовалась в лечебных целях по отношению к психически больным людям. Но и после революции, при советской власти в клиниках (и не только психиатрических) осуществлялась педагогическая деятельность.

Не устаю поражаться тому, как самые острые проблемы педагогики, решение которых мы судорожно ищем сегодня, уже были решены нашими коллегами столетие назад. Среди них проблемы увеличения детской преступности и роста детской агрессии. Мало того, столетие назад мы были впереди всей Европы в решении проблемы защиты детства.

Передо мной любопытный документ: доклад профессора М.Н.Гернета «Социально-правовая охрана детства за границей и в России». Он написан по заданию Народного комиссариата просвещения и опубликован в 1924 году в журнале «Право и жизнь».

Прежде всего в докладе дается широкий обзор того, как во всем мире и в России решается жгучая проблема роста послевоенной детской преступности. Но для меня стало откровением то, что еще в дореволюционной России существовали детские суды. Надо же, оказывается, ювенальная система правосудия по делам несовершеннолетних зародилась у нас еще до того, как появилась в Европе! Кроме того, после 1917 года у нас начали работать комиссии по делам несовершеннолетних. Эти комиссии в своей деятельности руководствовались медико-психолого-педагогическими подходами, положенными в основу анализа роста детской преступности.

Из доклада мы узнаем, что в разгар мировой бойни педагоги воюющих стран, не сбрасывая со счетов медицинские, биологические и психологические факторы, обусловившие вал детской преступности, идут еще глубже, докапываясь до глубинных причин роста детской агрессивности. Вот что писали аналитики столетие назад.

«Если мы придаем такое громадное значение войне, вскрывшей перед нами гангренозные очаги детской преступности и заставившей повсюду государственную власть обратить свое внимание на попытки остановить дальнейшее распространение заразы, то признаем, что первым и главным виновником появления опасной болезни детской преступности были сам государственный уклад и пропаганда. И они были виновными не только с того момента, когда повсюду оглушительно загремели пушки мировой войны, отнимая отцов у детей и втягивая в борьбу за существование самих детей, а многограннее этого. Впрочем, правительства совсем не были расположены признавать свою вину. Такое признание было бы равносильно самоуничтожению».

В ответ на анкету о влиянии войны на психику ребенка были получены рисунки детей, принадлежавших к различным классам населения. Вот что дальше пишут авторы доклада: «В нашей коллекции имеются и такие рисунки, которые были плодом коллективного творчества детей: прикрепленный к стене картон покрывался рисунками всех детей того или другого класса школы.

Полученные нами рисунки, как и бывшие на публичных выставках детских рисунков, изображают взлетающие кверху, взорванные подводными минами корабли с тонущими людьми, «лихие» атаки конницы, нанизывающей неприятеля на свои пики, поля сражения с оторванными головами, руками, ногами почти исключительно «неприятельских» солдат. Грудь «героя», по представлению ребенка, непременно должна быть увешана георгиевскими крестами. Жажда этих крестов играла немаловажную роль в стремлении детей на войну, иногда даже более значительную, чем жажда подвигов. В отчете киевского детского судьи мы находим указания на случаи, когда к нему приходили подростки, хорошо ему известные по карманным кражам, и спрашивали: сколько дают медалей за участие в 14 сражениях, что дают за простреленную ногу и т.п. Один из таких 15-летних героев, переносивший в течение двух месяцев все тягости военной жизни, раненый, но не получивший Георгия, вернулся в Киев, купил себе георгиевский крест и гордо расхаживал с ним по главной улице, пока не попал в полицейский участок.

Лубочные представления детей о войне приводили к их огрубению. В этом надо искать объяснение увеличения проступков жестокости и грубости, констатируемое германскими и русскими детскими судьями. Подросток, обвинявшийся в нанесении побоев, говорил в свое оправдание: «Теперь не жалься на царапину: теперь и пули терпят». <…>

«Еще в самом начале войны раздавались предупреждающие голоса против огрубевающего влияния войны на молодежь. Так, например, петроградские педагоги предлагали в своей резолюции «бороться против лубочных представлений о войне, против издевательства и унижения, против активных выступлений детей в тех уличных демонстрациях, которые легко переходят пределы допустимого, зорко следить за отношением учащихся к товарищам нерусского происхождения и не допускать грубого к ним отношения.

Так был поставлен диагноз, выявивший глубинную причину духовного растления детей».

Знаменательно то, что все эти прогрессивные и актуальные сегодня как никогда подходы к защите детства осуществлялись еще в царской России, углублялись после Февральской революции, а свое логическое завершение нашли уже при советской власти.

После завершения мировой войны в западных странах стали возникать детские кодексы. Здесь мы припозднились, поскольку мировая война переросла у нас в гражданскую. Что, в свою очередь, увеличило количество беспризорных и привело к росту детской преступности. Но к 1924 году такой кодекс в РСФСР был разработан. Практически он вобрал в себя все юридические, социальные и медицинские аспекты защиты детства.

И я знаю, что сегодня в Госдуме ряд депутатов выступил с инициативой принятия детского кодекса. Такой единый кодифицированный источник права оптимизировал бы законодательную базу. Поразительно то, что еще сто лет назад наши коллеги — педагоги, врачи, социальные работники и юристы — проделали за нас эту работу.