Захват ростовского СИЗО обнажил множество проблем: некомплект сотрудников, перелимит заключенных

Что же произошло, если на примере захвативших ростовский СИЗО мы констатируем: террористы (чья вина доказана судом) за решеткой выглядят так же, как их собратья на воле? Бородатые, на голове повязки с запрещенной символикой, в руках ножи и флаги. Они содержатся едва ли не в более мягких условиях, чем другие, имеют возможность общаться между собой и вербовать.

Ослабление контроля над такими означает, что пропал леденящий ужас от самой 205-й статьи УК «Террористический акт». И, возможно, не последнюю роль тут сыграли два фактора: само понятие терроризма стало размытым и изоляторы перегружены теми, кто не только к реальному терроризму не имеет отношения, но и подозревается в ненасильственных преступлениях.

«Поди разбери, кто из них настоящий террорист, а кто… ну, так себе» — эту фразу мне однажды сказал сотрудник одного из московских СИЗО. А потом добавил, мол, время покажет. Он имел в виду, что оперативный контроль за подозреваемыми по 205-й и другими «экстремистскими и террористическими» статьями УК РФ позволит прийти к правильным выводам.

Но сил и возможности изучать личности зэков у оперативников, вероятно, не хватает, потому на всякий случай на учет автоматически ставят всех (рисуют им «полосы» в личном деле, которые означают особый надзор). Но в чем этот особый надзор заключается? Логично было бы, чтобы всех таких сажали в камеры с видеонаблюдением. К слову, в свое время даже ЕСПЧ, куда обратились российские заключение с жалобой на постоянный видеоконтроль, встал на сторону российской власти. Страсбургская Фемида сказала: это не нарушает права человека и способствует повышению уровня безопасности.

Но видеонаблюдение в каждой камере, где есть подозреваемый в терроризме, так и не появилось.

Вместо этого в некоторых СИЗО, опять-таки «на всякий случай», сотрудники заставляли заключенных сбривать не только бороды, но и волосы на голове. Причем под такую «процедуру» попали даже те, кто подозревается в ненасильственных преступлениях и просто является мусульманином. Подобные «перегибы» стали поводом для возмущения и даже для судебных исков. Когда пружину слишком сжимают, она потом расслабляется. В итоге в других СИЗО (таких как ростовское) террористы, причем уже осужденные, с длинными бородами.

При слове «террорист» мне лично представляются звериные оскалы тех, кто взорвал «Крокус», школу в Беслане, дома в Москве… Но сейчас в перечень террористов и экстремистов внесены режиссер Евгения Беркович (за спектакль) и другие. Мы писали про истории, когда дело по 205-й УК РФ было возбуждено против студента с психиатрическим диагнозом, который написал в чат сокурсникам. Он сейчас в психиатрической больнице, но до этого провел много месяцев в СИЗО. Таких историй много. Возможно, из-за них и само представление о террористах поменялось. Неслучайно многие ученые убеждены: следует разграничить реальных террористов от остальных.

Но и это только часть проблемы. Оперативная служба ФСИН для того и создавалась, чтобы предупреждать преступления внутри учреждений. Сегодня же, кажется, они больше заняты помощью в расследовании дел, совершенных на воле.

Неслучайно в должностных инструкциях оперативников (как было в Вологодской области) появились строчки о том, что они должны содействовать в написании подозреваемыми и обвиняемыми явок с повинной. Выходит, на то, чтобы заниматься реальной борьбой с террористической угрозой, нет сил и времени. Да и, честно говоря, некому.

В Ростовском СИЗО некомплект сотрудников составляет 30 процентов. В то же время перелимит заключенных — больше 300 человек. Произошедшее в Ростове обнажило много проблем. Готовы ли их решать власти? Надеюсь, что да.