— Каким вы запомнили своего деда, Льва Яшина? Сколько вам было лет, когда его не стало?
— Мне было четыре года, когда он умер. В памяти остался один эпизод. Раннее утро. Я захожу в спальню квартиры на Соколе, где жил Лев Иванович, подхожу к кровати, в которой он лежит, а кровать мне по плечо. Дед приоткрывает одеяло. Я заныриваю к нему, как это обычно делают маленькие дети. У деда не было одной ноги (её пришлось ампутировать из-за гангрены в 1984 году. — RT). А я вообще не обращал на это внимания. Прижимаюсь к нему. И вот прошли годы, а я и сейчас помню, что я тогда ощущал, как мне было тепло и спокойно, какой восторг был, что я рядом с дедушкой лежу. Больше ничего, к сожалению, не помню.
— Как его жена, ваша бабушка, вспоминала о муже? Рассказывала, как они познакомились? Каким он был в зените славы?
— Валентина Тимофеевна была человеком советской формации, и об эмоциях она много не говорила. Знаю, что знакомство было самым обычным для того времени — на танцплощадке. Лев подошёл и пригласил её на танец.
Лев Иванович никогда не демонстрировал гордыню или надменность. Он был очень воспитанный человек.
И к славе Лев Яшин относился очень сдержанно. Сам подход в советское время был другим. Ведь слава тогда делилась на всех: на всю команду, в которой они играли, и на всю страну, за которую играли.
Такой у них был менталитет. Поэтому Лев Иванович не был человеком, который мог бы зазнаться или, как сейчас принято говорить, поймать звезду. Он выделялся своей скромностью, особенно в отношениях с окружавшими его людьми. И он себя не превозносил, и для него все были равны.