До революции в этой номинации никто из россиян вообще не побеждал, а после была лишь одна такая победа: 50 лет назад, 9 октября 1975 года, лауреатом Нобелевской премии стал академик Андрей Сахаров. Столь высоко были отмечены заслуги Андрея Дмитриевича в "борьбе за права человека в Советском Союзе, за разоружение и сотрудничество между всеми народами". О том, как отреагировали на награду на родине нобелевского лауреата, говорит уже тот факт, что его даже не выпустили из страны на церемонию награждения.
А через четыре с небольшим года, 22 января 1980-го, он был задержан сотрудниками КГБ и доставлен в Генеральную прокуратуру СССР, где ему огласили решение властей: "в целях предупреждения враждебной деятельности Сахарова, его преступных контактов с гражданами капиталистических государств и возможного в этой связи нанесения ущерба интересам Советского государства" он высылался из Москвы "в один из районов страны, закрытый для посещения иностранцами". В тот же день Андрей Сахаров и его жена были доставлен в город Горький, где прожили под надзором КГБ почти семь лет.
Известно, что инициатором решения о ссылке был тогдашний председатель КГБ СССР Юрий Андропов. Но по иронии судьбы он же, Андропов, поспособствовал - косвенным образом - и освобождению Сахарова. В том же году, когда Сахаров был отправлен под кагэбэшным конвоем в Горький, членом Политбюро ЦК КПСС стал Михаил Горбачев - член "команды" Андропова, его выдвиженец, протеже, политический крестник. А после занятия Юрием Владимировичем высших государственных постов - и его преемник.
Преемничество, правда, реализовалось не сразу - через год после смерти Андропова и через одного генсека. Но главное - реализовалось. Без андроповской поддержки вознесение Горбачева на вершину власти было бы абсолютно невозможно. Однако, вознесшись, продолжателем дела "политического отца" Горбачев не стал. Пошел совершенно другим путем. И одной из значимых вех на этом пути стало освобождение из ссылки Андрея Сахарова.
О своем решении будущий лауреат Нобелевской премии мира известил лауреата 1975 года лично. "В 10 вечера неожиданно пришли электрики и гебист - поставили телефон, - записал Андрей Дмитриевич в своем дневнике 15 декабря 1986 года. - Гебист сказал, чтобы около 10 ч. [утра] ждали звонка". А это запись, датированная следующим днем: "В 3 ч. позвонили. Я взял трубку. Женск. голос: «С Вами будет говорить Михаил Сергеевич» — «Я слушаю» — «Здравствуйте, это говорит Горбачев». - «Здравст., я Вас слушаю» — «Я получил Ваше письмо. Мы его рассмотрели, посоветовались... Вы получите возможность вернуться в Москву... Возвращ[айтесь] к патриотич. делам!»".
При всем несходстве статуса, биографий и характеров двух лауреатов общего между ними было, пожалуй, все-таки больше, чем отличий. По крайней мере, с точки зрения их роли в истории и оценки этой роли соотечественниками. Оба, обретя международное признание, не стали "пророками в своем отечестве", то ли опередив время, то ли вовсе не вписавшись в национальный политический ландшафт.
Окончательный ответ на этот вопрос будет получен еще нескоро: объективно оценить масштаб и роль этих исторических личностей можно лишь, вооружившись достаточно "толстым" фильтром времени, который позволит отсеять все наносное, суетное, конъюнктурное. Пока что оптика сильно искажена дымом современных баталий - и политических, и "обычных". Исторический процесс, начатый тогда, в эпоху Горбачева и Сахарова, до сих пор, по существу, не завершен.
Но вернемся в 1990 год. Яркое описание того, как было воспринято награждение Горбачева населением страны, оставил в своем дневнике Анатолий Черняев, помощник президента СССР по международным делам. Вот, например, запись от 22 октября 1990 года: "Агентура КГБ доносит из разных концов Советского Союза, что Нобелевская премия для Горбачева оценивается большинством населения негативно. В «Таймсе» статья под заголовком «Превозносимый в мире и проклинаемый у себя дома» и портрет-шарж в виде памятника".
И здесь же - о причинах такого отношения: "Страна разваливается. Народный фронт Молдавии уже вынес решение о присоединении к Румынии и переименовании государства в «Румынскую республику Молдова». Ситуация на грани гражданской войны с гагаузами и приднестровскими русскими... В российских областях черт-те что. Съезд «Демократы России» создал массовую оппозицию КПСС и вынес резолюцию: в отставку президента, правительство и Верховный Совет СССР. А мы едем в Испанию (официальный визит президента СССР в эту страну состоялся 26-28 октября 1990 года. - "МК"), где толпы будут давиться от восторга, чтобы увидеть Горбачева".
А это запись, сделанная на следующий день: "Горбачев долго листал на столе и зачитывал мне, сопровождая комментарием, выдержки из писем и телеграмм по поводу присуждения ему Нобелевской премии. Такого, например, типа: «Господин (!) Генеральный секретарь ЦК КПСС, поздравляю с премией империалистов за то, что Вы завалили СССР, продали Восточную Европу, разгромили Красную Армию, отдали все ресурсы Соединенным Штатам, а средства массовой информации - сионистам». Или: «Господин Нобелевский лауреат, поздравляем Вас за то, что Вы пустили свою страну по миру, что добились премии от мирового империализма и сионизма, за предательство Ленина и Октября, за уничтожение марксизма-ленинизма». Таких писем и телеграмм десятки".
Кстати, именно Черняев писал для Горбачева текст его нобелевской лекции: президент СССР выступил с ней в Осло 5 июня 1991 года. "Жаль - он выбросил самую сильную мою добавку: не хочу, мол, чтоб они считали - вернее получили доказательство, - что я "их" шантажирую провалом перестройки, - сокрушался Анатолий Сергеевич. - Главную идею он выкинул: перестройка дала миру больше, чем стране, и если вы, Запад, - цивилизованные, то должны отплатить добром, когда страна попала в такой кризис, который может обернуться бедой для всех! Идея осталась в подтексте, а я эту вставку на 9 стр. заканчивал словами: «Я хочу, чтобы это предостережение осталось в анналах Нобелевского комитета»".
Впрочем, кое-что из этих мыслей осталось и в основном тексте речи. "Чем больше я думаю над происходящим сейчас во всем мире, тем больше убеждаюсь, что перестройка ему нужна не меньше, чем самому Советскому Союзу, - сказал тогда, в частности, Горбачев. - К счастью, нынешнее поколение политиков в своем большинстве все глубже осознает эту взаимосвязь, а также и то, что теперь, когда перестройка вступила в критическую фазу своего развития, Советский Союз вправе рассчитывать на масштабное содействие ее успеху".
Остались и все прочие важные мысли. И многие из них - если не большинство - не перестали быть своевременными и сегодня. Оцените, например, эту: "Жизнь куда богаче и сложнее самых совершенных планов, как сделать ее лучше. Она в конце концов жестоко мстит за насильственное навязывание ей какой-то схемы, пусть даже с благими намерениями".
Или вот эту: "Не баланс сил, а баланс интересов, не поиски выгод за счет других, а поиски компромиссов и согласия, не претензии на лидерство, а уважение равенства - вот вполне доступные для разумных, умудренных опытом XX столетия людей элементы, которые могут лечь в основание всемирного движения вперед".
А некоторые отраженные в нобелевской лекции мысли и вовсе можно считать пророческими. "Мне представляется очевидным: будет успех перестройки в СССР - будет и реальная возможность строить новый мировой порядок, - говорил Михаил Горбачев в Осло 5 июня 1991 года. - Сорвется перестройка - исчезнет и перспектива выхода к мирному периоду в истории, по крайней мере в обозримом будущем".
Сказано это было, напомним, за два с половиной месяца до августовского путча, за полгода до распада СССР и, соответственно, краха перестройки. Напомним, что Михаил Сергеевич прожил долгую жизнь: скончался три года назад, 30 августа 2022-го. То есть судьба отвела ему достаточно времени, чтобы он смог убедиться в справедливости своего прогноза. Но вряд ли он был этому рад.