Юрий Мефодьевич вспоминал, что во время кастинга на роль в фильме его не было в Москве, он лежал в больнице. Рассказывал: "Там же, в Киеве, узнал, что знаменитый японец Куросава, незадолго до этого получивший "Золотого льва" в Венеции и "Оскара" в Голливуде, собрался экранизировать книгу Арсеньева с советскими актерами. Помню, подумал: вот ведь повезло кому-то!". Куросава взял его на роль Арсеньева без предварительного просмотра, лишь увидев, как он сыграл офицера Павла Андреевича Кольцова в фильме Евгения Ташкова.
Для советских зрителей тот фильм стал едва ли не первым отечественным культовым телесериалом. Сериалом, в герое которого безупречные манеры и выправка белого офицера соединялись со стремлением к социальной справедливости, отличный французский - с преданностью идеям революции, а смелость - с неотразимым мужским обаянием. В этом смысле капитан Кольцов, сыгранный Юрием Соломиным, оказался идеальным героем оттепели. И - нашим ответом Джеймсу Бонду, на советской телевизионной территории, разумеется.
Потом были и Арсеньев в "Дерсу Узала", и Телегин в "Хождении по мукам", и трактирщик Эмиль в "Обыкновенном чуде", и Штубе в "И был вечер, и было утро", и многие другие персонажи в более чем 60 фильмах и сериалах, которые полюбились зрителям.
Но для самого актера родным домом был театр. Малый театр, куда он пришел сразу после Щепкинского училища. На самом деле Малый театр пришел в его жизнь много раньше. Как Соломин рассказывал в одном из интервью, само решение стать актером появилось после того, как он увидел школьником в читинском кинотеатре фильм "Малый театр и его мастера". В 1953 году он был принят на курс великой Веры Пашенной. Эта школа Малого, старая крепкая школа актерского мастерства, опиравшаяся на почти двухвековую традицию, очень ощутима была в игре Юрия Соломина. Он умел делать своих героев неотразимыми. Его барственный Фамусов, хитрец и умница, обладал такой бездной обаяния, изворотливости, практической сметки и знания московской жизни, что способен был переиграть и Чацкого. Не только по сюжету, но и на сцене. Его Фамусов не то, чтобы перетягивал одеяло на себя, но оказывался как-то естественно центром спектакля. За 30 лет, которые Соломин играл Фамусова, он превратил этого "управляющего в казенном месте" в героя близкого, хорошо знакомого, почти родного.
Другой его знаменитой ролью стала роль царя Федора в знаменитом спектакле "Царь Федор Иоаннович", которую он играл почти 30 лет. В трактовке Соломина герой в пьесе Алексея Толстого представал не жалким правителем, а человеком, который хочет добра и мира, но ничего не может поделать с всеобщей враждой и жестокостью. Эта любовь актера к своим героям, как и потрясающее умение открывать в знакомых персонажах их лучшие стороны - отдельный дар Соломина.
Впрочем, ни царь Федор, ни колоритный Фамусов, роль которого увенчана наградами и премиями (в частности, за нее Соломин получил Международную премию имени Станиславского в 2001), ни даже Мольер, которого Соломин вывел на сцену в первой постановке пьесы Булгакова "Мольер (Кабала святош)" в Малом театре, для самого актера не могли "перевесить" романтического героя Эдмона Ростана. Роль Сирано в знаменитом спектакле Малого театра Юрий Мефодьевич считал одной из лучших.
Это романтическое видение героев, сострадание, восхищение благородством души, очевидны в режиссерских работах самого Соломина. Даже вроде бы карикатурные персонажи "Женитьбы" в его постановке оказывались достойны как минимум сочувствия. Поразительно, что одним из любимых актеров самого Соломина был Чарли Чаплин, чьи герои впечатляли не только комическими гэгами, но и романтическим образом маленького человека, который вопреки всему умудряется сохранить в себе человека. Но и пластическая мощь таланта Чаплина, диапазон его игры, конечно, не мог не привлекать Соломина.
Человек театра, даже так - человек Малого театра, Соломин в 1988 году был избран его художественным руководителем. Он очень дорожил его традициями, сохранял его традиции. Великий актер оказался очень толковым руководителем. Слова "эффективный менеджер" не хочется применять по отношению к замечательному артисту. Но в том числе и благодаря Юрию Мефодьевичу Соломину Малый театр смог и в постсоветское время остаться среди самых любимых зрителями театров России.
Из интервью "Родине"В сценарии "Адъютанта его превосходительства" адресованный мне вопрос изначально звучал иначе: "Павел Андреевич, вы разведчик?" Но мне показалось, что в устах двенадцатилетнего мальчика слово "шпион" будет выглядеть органичнее, о чем сказал режиссеру Евгению Ташкову, и он со мной согласился.
Вот вы как бы в шутку вспомнили крылатую фразу из "Адъютанта его превосходительства", а между тем без этой роли, возможно, не случилось бы и мое участие в фильме "Дерсу Узала".
Куросава увидел меня в "Адъютанте" и без проб позвал играть Арсеньева. В момент, когда проводился кастинг, меня не было в Москве. Я лежал в больнице в Киеве.
Там же, в Киеве, узнал, что знаменитый японец Куросава, незадолго до этого получивший "Золотого льва" в Венеции и "Оскара" в Голливуде, собрался экранизировать книгу Арсеньева с советскими актерами. Помню, подумал: вот ведь повезло кому-то!
Химичка Елизавета Ивановна Гувакова понимала, что бесполезно требовать от нас глубоких ответов, дальше формулы H2O мы вряд ли продвинулись, поэтому к доске вызывала редко. Смотрела на мои мучения, затем спрашивала: "Соломин, тебе "тройки" хватит?" Я радостно отвечал: "Конечно, Елизавета Ивановна!" Она ставила оценку в журнал и больше не трогала меня до конца четверти.
Как и Романа Васильевича, химичку у нас боялись даже те, кто хорошо учился. Она была еще завучем.
Всегда думал, что Гувакова плохо ко мне относилась из-за того, что не знал и не понимал ее предмет. А в июне 1952 года получил аттестат об окончании средней школы и побежал на почту - отправить документы в приемную комиссию Щепкинского училища.
Иду по улице, а навстречу - химичка. Куда, спрашивает, путь держишь?
Ну, я и рассказал, что собираюсь поступать в Щепку. На меня сильное впечатление произвел фильм 1949 года "Малый театр и его мастера". Я мечтал играть только там! Кстати, недавно, 1 августа, исполнилось 65 лет, как служу подмосткам Малого...
А тогда, летом 1952-го, Елизавета Ивановна внимательно посмотрела на меня и спросила: "Твердо решил стать артистом, Соломин?"
И продолжила разглядывать. "Артистом, значит? С такой рожей?"
А под левым глазом у меня был жировик размером с ноготь. Здоровая такая шишка.
Вот химичка взяла за руку и повела через площадь. Там находился госпиталь Забайкальского военного округа - ЗабВО, где муж Елизаветы Ивановны, хирург по профессии, работал главврачом. Привела в приемное отделение, командует: "Супруга зовите". Ее там все знали. Муж пришел, посмотрел на жировик, сказал, мол, сделаю операцию так, что со временем даже шрама не останется.
В итоге все идеально получилось, видимых следов на лице нет, только в мороз, когда на улице холодно, рубец слегка синеет, проступает под кожей.
Выходит, Елизавета Ивановна верила, что буду сниматься в кино! При всех "тройках", которые ставила из жалости, видела во мне определенные способности.
В Москву я приехал вместе с отцом. В Чите он работал в клубе железнодорожников, ему и членам семьи раз в год полагались бесплатные билеты в любой конец Советского Союза. Иначе мы вряд ли наскребли бы сумму на дорогу. Поезд до Москвы шел семь с половиной суток. Первые дни жили на Ярославском вокзале, потом перебрались к знакомым в Монино.
Пока я проходил второй тур творческого конкурса, отца обворовали в электричке. В вагонной толчее вытащили из кармана билеты, паспорт, последние деньги. Мы встретились в сквере у Большого театра, и папа сказал: "Извини, сын, подвел тебя. Новые проездные документы домой мне выписали, но жить в Москве не на что. Придется возвращаться. Поезд через четыре часа. Ты со мной?"
Впереди оставался третий тур. Я решил пойти к Пашенной, спросить напрямую, возьмет ли меня на свой курс. Откуда только наглости набрался?
Секретарь приемной комиссии Адель Яковлевна, строгая дама с папиросиной в зубах, сначала не хотела пускать, мол, приходите, молодой человек, завтра с утра, но потом что-то рассмотрела в моих глазах и все же позвала Веру Николаевну. Та узнала меня: "А-а-а, пионерлагерь из Читы... Что хотел, деточка?"
Я и рассказал, как есть. О мечте играть в Малом театре, об обворованном отце, который ждет с обратным билетом на площади... Спросил: "Как быть? Уезжать?"
Пашенная секунду подумала и ответила: "Ну, оставайся..."
Вечно буду благодарен Вере Николаевне за все, что сделала для меня.