Битва под Оршей в сентябре 1514 года между объединенной польско-литовской армией и московским войском способствовала формированию белорусского национального мифа, а также стала важной частью национальной истории Польши, Литвы и Украины. Об этом в интервью «Ленте.ру» рассказал кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Школы актуальных гуманитарных исследований Института общественных наук РАНХиГС Сергей Полехов.
Ягеллонская пропаганда
Историк особо отметил, что под мифом подразумевается не какая-то выдумка, а конституирующий нарратив о прошлом нации. Полехов рассказал, что после взятия Смоленска в июле 1514 года во время Десятилетней русско-литовской войны 1512-1522 годов московские войска двинулись дальше вглубь Великого княжества Литовского, но 8 сентября под Оршей их разгромила объединенная польско-литовская армия.
Об истинном значении этой битвы историки до сих пор горячо спорят. Желающих углубиться в эти споры отсылаю прежде всего к работам Алексея Лобина, Александра Казакова и Иеронима Грали
Сергей Полехов (кандидат исторических наук)
Литовская неволя
По перемирию 1522 года, закончившему очередную русско-литовскую войну, Москва оставляла за собой Смоленск, но отказывалась от претензий на Киев, Полоцк, Витебск и ряд других городов и земель Великого княжества Литовского, а также от требований немедленно отпустить домой пленных, чьи судьбы в литовском плену сложились трагично.
Литовско-московские переговоры об обмене пленными велись долгие годы, но безрезультатно, и вчерашние русские воины умирали в литовской неволе, где условия содержания оставляли желать лучшего. Некоторые из этих пленных прожили в неволе десятки лет — последние из них вернулись в Россию лишь в 1552 году
Отвечая на вопрос «Ленты.ру» об истинном значении Оршанской битвы, Полехов пояснил, что историки до сих пор спорят еще и о том, насколько ее итоги повлияли на отказ императора Священной Римской империи Максимилиана I от ратификации русско-имперского союза против государств Сигизмунда Старого (Польши и Литвы) на условиях, которые он предложил великому князю Московскому Василию III в грамоте от 4 августа 1514 года.
