В начале августа президент России Владимир Путин подписал сразу два закона о регулировании криптовалюты в стране. Первый из них ввел майнинг в правовое поле, а второй разрешил с 1 сентября российским импортерам и экспортерам использовать криптовалюты под контролем ЦБ РФ для расчетов по внешнеторговым сделкам с нерезидентами в рамках экспериментального правового режима. Появлению этих нормативных актов в тот момент радовались многие: наконец-то была поставлена точка в отношении государства к компаниям по добыче криптовалюты, кроме того, всем понятна польза для экономики, которую они приносят – хотя бы в виде уплаты немалых налогов в бюджет.
Но прошло всего два месяца и правкомиссия по развитию энергетики в России уже обсуждает возможность введения запрета на добычу криптовалют на части территорий Иркутской области, Бурятии и Забайкалья. Максим Орешкин на днях открыто заявил о появлении проблемы дефицита электроэнергии в ряде регионов из-за майнинга. «Проблемы с утилизацией электроэнергии у нас в стране нет, — подчеркнул он. — У нас отдельные элементы энергосистемы для южно-сибирского региона, из-за очень активного развития майнинга в этом регионе, стали энергодефицитными». По мнению замглавы администрации президента, на горизонте 5-10 лет для российской экономики очень серьезно встает проблема дефицита электроэнергии. В таких условиях возникает вопрос, удастся ли создавать мощности по той цене, которая была бы конкурентоспособна для майнинга.
Комментируя инициативу об ограничении работы майнеров в ряде регионов, вице-премьер Александр Новак пояснил, что само по себе потребление электроэнергии майнингом полезно, но только там, где есть свободные мощности. В таких случаях это положительно влияет на равномерность загрузки генерации и в целом приводит к удельному снижению затрат. Однако плохо, когда добыча криптовалют съедает все свободные мощности и не позволяет подключать новых потребителей к электрическим сетям.
Понятно, что в профильных организациях инициативу властей восприняли негативно. «По нашему мнению, запрет майнинга на определенной территории или в субъектах может приниматься только как крайняя мера, — говорит директор Ассоциации промышленного майнинга Сергей Безделов. — Проблемы энергоснабжения есть смысл решать другими способами». Запрет для промышленных майнеров, у которых есть все надлежащие разрешения на подключение к электрическим сетям, спровоцирует активность недобросовестных участников рынка, которые осуществляют свою деятельность с нарушением всех установленных норм, уверен Безделов.
Аналитики указывают, что основной вред энергосистеме регионов наносят «серые» майнеры, с которыми до сих пор власти не начали всерьез бороться и которые продолжат свою незаконную деятельность, наплевав на официальные постановления, а пострадают от ограничений лишь добросовестные участники рынка. «Предлагаемый запрет вводится в условиях отсутствия эффективной борьбы с «серым» майнингом — использования бытовых сетей и низкого тарифа на электроэнергию для организации майнинговых ферм в жилом секторе», — пояснил директор Центра исследований в электроэнергетике НИУ ВШЭ Сергей Сасим. К примеру, на территории Иркутской области заниженные тарифы для населения привели к взрывному росту деятельности по майнингу в жилых домовладениях. Объем электропотребления такого майнинга оценивается на уровне 2,3 млрд. кВт.ч. — это порядка 30% от бытового потребления региона. При этом местные власти всячески уклоняются от эффективного противодействия такой деятельности, отказываясь принимать эффективную систему дифференциации тарифов, на введении которых сами же и настаивали, подчеркнул эксперт.
«Недавно принятый закон о майнинге предполагал возможность введения ограничений для майнеров в энергодефицитных регионах: тут нет неожиданностей, — продолжает разговор генеральный директор OXLY Денис Макашов. — Другой вопрос, что иркутский регион всегда считался энергопрофицитным. Проблемным был «серый» сектор майнинга, который питался от энергосети населения. Наверное, следовало бы решить сначала эту проблему».
По словам доцента экономического факультета РУДН Софьи Главное, ситуация с майнингом действительно вызывает много вопросов. Принятый закон о майнинге стал важным шагом к легализации этой деятельности, однако его ограничения могут свидетельствовать о том, что не все риски были учтены. Возможно, власти столкнулись с неожиданными последствиями, такими, как рост нагрузки на электросети и дефицит электроэнергии. Это подчеркивает необходимость более тщательного анализа и прогнозирования последствий для энергетической инфраструктуры и экономики в целом. Важно, чтобы законодательство было гибким и адаптировалось к реальным условиям, а не становилось причиной новых проблем.
Будущее майнинговой отрасли в России зависит от множества факторов, включая развитие цифровой экономики и потребность в дополнительных мощностях. Действительно, если изношенные электросети не смогут обеспечить нужное количество энергии для растущего спроса, это может привести к конфликту интересов между майнерами и другими отраслями. В таком случае возможен сценарий, при котором майнинг будет ограничен или даже запрещен в определенных регионах, предупредила ученый.
Но и это не самый оптимальный выход. Не стоит забывать, что сгенерировать один биткоин на территории России стоит $40 605, а с 1 ноября эта деятельность стала абсолютно легальной. По сути этот бизнес становится высокодоходным при текущем курсе криптовалюты (свыше $80 тыс. за «монету») и однозначно будет пользоваться спросом. «Можно предположить, что мелкие игроки попытаются уйти в серую зону», — дает свой прогноз Макашов. Более крупный бизнес будет вынужден искать другие локации, где не будет проблем с электроэнергией, возможно, это будет чревато уходом части майнеров из России и, соответственно, такие компании перестанут платить налоги.
Однако власти видят пользу от запретов на майнинг в области помощи реальному сектору экономики. «Логика действий ясна — в Сибири зимой холодно и электроэнергия нужна на отопление, а не на майнинг, — поясняет Главина. — На Кавказе самые большие неоплаченные счета за электроэнергию, соответственно, было бы странно разрешать там еще и майнить». Ну и не стоит забывать, что российская экономика может столкнуться с серьезным дефицитом электроэнергии в ближайшие 5-10 лет. Эта проблема будет особенно серьезна для Южной Сибири, где из-за майнинга происходит опережающий рост энергоспроса.
Цифровизация экономики, широкое использование электронных средств платежа, запуск цифрового рубля в массовое обращение в 2025 году, повсеместное использование искусственного интеллекта — все это прописано как цели правительства и на все это потребуются дополнительные энергомощности. «Очевидно, что при развитии энергоемких производств и даже мощностей для искусственного интеллекта, необходимы инвестиции в развитие энергетического сектора, — говорит Макашов. — Создание новых мощностей для генерации электроэнергии требует значительных финансовых вложений». Процесс проектирования, строительства и ввода в эксплуатацию новых электростанций может занять много времени, в то время как ограничения на существующий бизнес могут дать более быстрый эффект.
Нужно понимать, что государство рассуждает стратегическими и социально значимыми категориями. «В настоящий момент его задачей является обеспечение базовых необходимых потребностей - особенно в отопительный период, когда нагрузка на электросети достигает пиковых значений, — добавляет доцент кафедры управления инновационной и промышленной политикой РЭУ им. Плеханова Максим Максимов. — Ограничения как раз касаются именно осенне-зимнего периода, так что в этом смысле можно считать инициативы правительства разумными. С другой стороны, ограничения следует считать форс-мажорными и государству необходимо проработать решения, способные свести в будущем подобные практики к минимуму». Однако самые благие инициативы сложно реализуемы при актуальном состоянии электросетей. В настоящий момент приходится пожинать плоды приватизации. В этой связи целесообразно не только провести аудит энергосетей, но и их, как минимум, точечную национализацию, особенно в регионах с высоким уровнем энергопотребления, считает Максимов.